Клавдия спускалась вниз и вспоминала, как била ненавистную блондинку. Она вложила в эти удары всю ненависть, всю боль от своей изломанной и неудавшейся жизни. Ей казалось, что она била Констанцию, которая отняла у нее мужа, била Иоланту, не послушавшую ее и ушедшую к этому марокканцу, била девушку Гюстава, била всех «белокурых бестий», которым повезло в жизни намного больше, чем ей.
Она не знала, что ненависть – это всегда гнев слабых. Ненависть всегда наполняет страданием прежде всего того, кто сам ненавидит.
Она ушла, чтобы переодеться и вымыть свое платье. Впервые за много лет она чувствовала себя умиротворенной. Словно этими тремя ударами она все же восстановила справедливость и отчасти взяла реванш за свою неудавшуюся жизнь. Именно в таком состоянии оцепенения и внутреннего удовлетворения она вошла в зал. И когда Дронго показал на нее, она была почти счастлива. Пусть все знают, что именно она это сделала. Пусть все знают, что это она, Клава из Донецка, сумела взять нож и заколоть женщину, красота которой была сотворена самим дьяволом для соблазнения мужчин.
– Как ты догадался? – не унималась Энн. Они шли по парку на следующий день. Накрапывал дождь. Сегодня утром официальное обвинение в убийстве было предъявлено Клэр Бональд, и судья дал санкцию на ее арест. Во всех газетах появилось сообщение о прекрасной работе комиссара Дельвенкура, судебного следователя Энн Дешанс и инспектора Пуллена. Упоминалась даже помощь комиссара в отставке Дезире Брюлея. Про Дронго ничего не писали. Его точного имени многие не знали, а выводить его под кличкой не очень хотели. К тому же раскрытое за два дня убийство было гораздо полезнее записать на имя французской полиции и следствия. Хотя бы потому, что скоро должны были состояться очередные муниципальные выборы.
– Я же объяснил, что она сделала несколько ошибок. Она ведь была не профессиональным убийцей, а действовала под воздействием своих эмоций. Я сразу задал себе вопрос. Кто мог попасть в чужой номер, если оба ключа были у самого Алана? И почему этот чужой так спокойно выходил из номера, не опасаясь, что его могут увидеть? Это мог быть только служащий отеля. Как только я это понял, то сразу вспомнил про горничную, которая проводила нас с Ириной таким недобрым взглядом предыдущей ночью. Я почувствовал, что она понимает, о чем мы говорим. Но на этаже работала одна полька и две француженки. Тогда я попросил комиссара все проверить, и он почти сразу перезвонил, сообщив, что Клэр Бональд на самом деле Клавдия Пастушенко. Ему понадобилось два часа, чтобы получить информацию о ее молодом друге и дочери, ушедшей к марокканцу. Заодно мы проверили телефоны и выяснили, что она одиннадцать раз пыталась дозвониться до своего друга. А он отключил телефон. Даже очень терпеливый человек сойдет с ума, если одиннадцать раз наберет чей-то номер. Через несколько минут было совершено убийство. Еще через два часа Брюлей узнал все о ее двух мужьях. Если откровенно, то мне даже жалко эту несчастную женщину. Но под пряжкой ее обуви мы нашли капли засохшей крови, и твоя экспертиза уже доказала, что это группа крови погибшей Ирины Малаевой. Вот так все и получилось.
– Ле Гарсмер уже заявил, что берет на себя ее защиту, – вспомнила Энн, – он готов защищать ее даже бесплатно, понимая, какую невероятную рекламу среди русскоязычных эмигрантов он получит во Франции.
– Он в своем амплуа, – согласился Дронго.
– И насчет Бриджит Бардо, – вспомнила Энн, – такой случай действительно был. Горничная, оказавшаяся с ней в одном лифте, попыталась ударить ее ножницами с криками: «Будь ты проклята!» Я не понимаю, как можно ненавидеть человека только потому, что он красивее и успешнее тебя?
Дронго грустно усмехнулся. Он не стал напоминать своей собеседнице, что и она не всегда способна подавлять эти сложные чувства. Он сам ошибался, потратив два дня на поиски преступника среди окружения Ирины…