– Тогда говорите по-русски с мсье экспертом, – решила Энн, – а господин Пуллен будет помогать мне…
– Добрый вечер, пани Беата, – поздоровался Дронго, и они увидели, как она вздрогнула.
– Вы знаете русский язык? – явно смущаясь, спросила Беата.
– Как видите, знаю.
– Я видела вас несколько раз в холле. Значит, вас специально наняли, чтобы вы следили за нами?
– Нет. Я просто живу в этом отеле. И случайно оказался здесь, когда произошло такое ужасное преступление.
– Но вы слушали наши разговоры, – настаивала Беата, – если бы мы знали, что вы понимаете русский язык, мы бы не разговаривали в вашем присутствии.
– Вы не сказали ничего особенного, – заметил Дронго.
– Я помню, что именно говорила.
– Где вы были в момент убийства?
– В своем номере.
– Одна?
– Да, одна.
– А где была Галина, ваша соседка по номеру?
– Не знаю. Но в нашей комнате я была одна.
– Как вы узнали, что произошло убийство?
– Мне позвонил Аракелян, и я сразу туда побежала.
– Кого вы там встретили?
– Всех наших. Они стояли и смотрели. Это было неприятное зрелище. Очень неприятное. А потом ее унесли, нас собрали в соседнем номере и стали вызывать по очереди. Я осталась последней. Видимо, вы решили, что я не представляю для вас особого интереса. Хотя мне все равно не очень хотелось общаться именно с вами.
– Потому что я невольно слышал ваши разговоры?
– И поэтому тоже. Я не люблю полицейских ищеек, – с вызовом произнесла Беата.
– Я не полицейский, а частный эксперт, – пояснил Дронго.
– Все равно вы все сыщики, – упрямо повторила Беата.
– Вы сказали, что собираетесь увольняться, – напомнил Дронго.
– Вот именно поэтому мне и неприятно с вами разговаривать. Вы все слышали. И теперь будете считать меня главной… – как это по-русски? – виноватой в этом убийстве.
– Главной подозреваемой, – подсказал ей Дронго.
– Да, верно. Главной подозреваемой, – кивнула Беата, – но я не знала, что вы нас подслушиваете.
– Я уже сказал, что не подслушивал. Почему вы хотели уволиться? Разве вас не устраивала ваша работа? Насколько я понял, вы получали очень неплохую заработную плату за работу массажистки.
– У меня была трудная работа, – сказала Беата, – и я решила уволиться. Вернуться домой, в Польшу.
– Почему трудная? – не понял Дронго.
– Я не хотела оставаться, – упрямо повторила Беата, – и Ирина знала, что я хочу уволиться.
– Можно узнать почему?
– На то были причины.
Пуллен переводил, и Энн насторожилась. Принесли большой кофейник и небольшой чайник.
– Я могу узнать конкретные причины вашего решения?
– Нет. Это личные причины.
– Сейчас нет личных причин, пани Лехонь, – сказал Дронго, – вынужден напомнить вам, что здесь произошло убийство и вы обязаны давать показания как свидетель. Поэтому я еще раз спрашиваю вас: почему вы решили уйти?
– Это мое личное дело. Я ее не убивала, хотя не очень любила. И вся наша группа это знала.
– Почему? – настаивал Дронго.
– Я сказала, что это мое личное дело, – с неожиданной злостью произнесла Беата.
– Вынужден вам еще раз напомнить, что вы обязаны отвечать.
– Я не хотела больше работать у Ирины массажисткой, – объяснила Беата.
– Вы должны объяснить.
– Она была очень свободной женщиной, – сообщила Беата, – вы меня понимаете?
– Не совсем.
– Я была не только массажисткой, – сказала Беата, – теперь поняли?
– Нет, не понял. Я, видимо, тугодум в этом вопросе.
– Подождите, – вмешалась Энн, услышав перевод Пуллена, – что вы хотите сказать, мадам Лехонь?
Пуллен перевел ее слова.
– Она вызывала меня не только для массажа, – пояснила Беата, – иногда она принимала меня раздетой.
– Вы считаете, что массажистку нужно принимать одетой? – пошутил Пуллен.
– Что все-таки было? – начал понимать Дронго.
– Появлялись мужчины, ее знакомые, – пояснила Беата, – некоторые были не совсем в форме. Понимаете? Им нужны были иные формы возбуждения. Или таблетки, или кто-то другой, кто поможет им обрести некоторую форму. Ей не хотелось самой этим заниматься. Но ей нравилось, когда это делали в ее присутствии. И мужчинам тоже нравилось.
– И вы им помогали?
– Иногда. И мне это надоело. Уже очень давно. Хотя она платила мне двойную цену.
– По-моему, она вполне справлялась с мужчинами, – не выдержав, сказал Дронго.
– Вам лучше об этом знать, – саркастически произнесла Энн Дешанс, когда Пуллен перевел ей его слова, – надеюсь, вам не нужна была помощь мадам Лехонь? – не удержалась от еще большего сарказма следователь.
– Нет, – ответил Дронго, – я привык обходиться собственными силами. Там были только мужчины? – спросил он, обращаясь к Беате.
– Иногда были и женщины. Ей нравилось, когда я делала это для женщин.
– Какие нравы, – усмехнулась Энн Дешанс, – в нашей стране подобное просто немыслимо, – сказала она по-английски, – падение нравов идет из Восточной Европы.
– Это неправда, – возразил Дронго, – один из кандидатов в президенты вашей страны был арестован в Америке за принуждение к сексу горничную. А потом выяснилось, что он завсегдатай клуба свингеров, куда ходил даже со своей супругой. И вообще, почти сексуальный маньяк. Кстати, от вашего предыдущего президента ушла супруга к другому мужчине, а нынешний живет с женщиной, которая не является его законной женой. И вы смеете говорить о нравах в Восточной Европе?
– Я поняла, – сказала следователь, – вы не любите нашу страну и наших людей.